Мой придирчивый слушатель из Эстонии Елена Вахт пишет: "Андрей, Вы, помнится, как-то рассказывали, что прежде чем вырваться наружу в начале 90-ых годов, техно на протяжении всех 80-ых подспудно зрело в андеграунде, где шёл тщательно скрываемый от остального человечества процесс, в результате которого мы имеем брэйкбит, джангл, драм-н-бэйсс и всё такое прочее. И всё это уже на поверхности, вышло из андеграунда. Но тут встаёт закономерный вопрос: а что же осталось? Ведь мы ни сном ни духом не имеем понятия о том, что происходит в андеграунде сейчас. А пройдёт ещё пара лет и нынешняя подземка полезет наружу, чтобы объявить себя законодательницей новой музыкальной моды. Так вот, хотелось бы быть как-то морально готовыми к тому, что нас ждёт," — выссказывает своё пожелание предусмотрительный слушатель. Но тут же добавляет: "Я, конечно, не призываю вас лично ходить в этот самый андерграунд, понимая, что это дело нелёгкое и может быть даже опасное". Да, уважаемая Елена, дело это опасное, но, как я вижу, очень нужное и важное. Поэтому я отправился в самое пекло — в кёльнский магазин A-Musik.

Его адрес: Кёльн, Брюсселерплатц, дом 10 А, отсюда и название A-Musik.

Поговорить со мной согласились Георг Одайк (Georg Odjik, хозяин магазина и издательства A-Musik), и его приятель и сотрудник Франк Доммерт (Frank Dommert, один из хозяев издательства Sonig). Рядом находился и Константин Роткопф (Konstantin Rotkopf). Он ваял на Макинтоше сайт для A-Musik и для группы Mous On Mars, но бросил своё дело и присоединился к нашему разговору. Георг, Франк и Константин — милые и любезные молодые люди, им несколько меньше тридцати. Слюной они не брызгали, зубами не скрипели и проклятий по поводу существующих порядков не изрыгали.

Нетрудно догаться, что мой первый вопрос был: «Что такое андеграунд?». Ответы меня изумили (я полагал, что уже нахожусь в андеграунде): "Панк-рок, хэви метал!". "Нет, - возмутился некомпетентности коллег Франк, - хэви метал чересчур велик для андеграунда. Он громаден и абсолютно коммерциализирован, это никакой не андеграунд". Что же такое андеграунд?

"Существуют издательства, маленькие и не имеющие никаких финансовых целей. Их очень много. Их и можно назвать андеграундом. Главный мотив этой малоприбыльной деятельности — желание заниматься любимым делом, но в случае везения удаётся зарабатывать и небольшие деньги". Георг Одайк существует целиком на доходы от своего предприятия. Он предлагает ещё одно возможное определение андеграунда, связанное с популярностью музыканта и, соответственно, тиражами пластинок: "Если существует до пяти сотен поклонников — это андеграунд, если от пяти сотен до тысячи, то это индипендент, а более тысячи — это уже область чистой коммерции. Есть масса людей, которые делают музыку исключительно для себя. Их можно назвать андеграундом. Имеется в виду музыка, о существовании которой никто не подозревает, а, возможно, и не должен подозревать".

На вопрос, сколько потребителей в Германии покупают, скажем, продукцию человека по имени Atom Heart, Георг ответил: «Не знаю», но потом подсчитал: Atom Heart выпускает компакт-диски тиражом в тысячу экземпляров, не меньше половины расходится, иначе он выпускал бы по пятьсот штук. Поэтому ответ такой: продукцию Atom Heart во всём мире готовы купить примерно шестьсот человек. Большая их часть живёт в Германии.

Франк Доммерт предлагает ещё один взгляд на волнующую меня проблему: "Андеграундный клуб отличается тем, что в нём плохая еда, плохая музыкальная система, плохая акустика, всё паршиво организовано, концерты начинаются с опозданием, ну и так далее. В профессиональном клубе хорошо кормят, хорошо рекламируют концерт, качественно поставлен звук. А музыканты те же самые, публика тоже. Одни и те же люди ходят и в андеграундные, и в более приличные клубы. Андеграунд — это то, как организована презентация музыки. А музыка та же самая".

Вот как интересно. А что же, андеграундного саунда не существует? Сложно сказать. Для одних какая-нибудь группа может оказаться абсолютным андеграундом, другим она покажется довольно неинтересным и коммерциализированным мэйнстримом. Всё завист от точки зрения на то, что такое "нормальная" музыка.

Я высказал предположение, что человек, который делает музыку для себя и ориентируется только на свои представления о качестве, может оказаться дилетантом и графоманом. Конечно, - согласились со мной ребята, но он может оказаться и интересным музыкантом». Как, скажем, Atom Heart. Было бы странно считать его любителем, который занимается своим хобби.

Но разве слово «андеграунд» не предполагает какого-то сопротивления, протеста, несогласия с существующим статус кво и разделения на своих и чужих?

Действительно, предполагает, и именно поэтому ребята из A-Musik избегают употреблять слово «андеграунд»: подпольщиками и борцами за правое дело они себя нисколько не ощущают. Слово "андеграунд" ассоциируется у них исключительно с 70-ми годами.

Константин Роткопф так характеризует этот довольно популярный миф: "Да-а-а. Вот, дескать, андеграунд, а вот — борец сопротивления, он поднимает важные и серьёзные вопросы. Общество несовершенно и его нужно улучшить, но есть силы, которые пытаются нам помешать. Очень легко сделать из героя андеграунда звезду рок-н-ролла. При этом музыка оказывается чем-то неизмеримо более важным, чем просто звук. Боец андеграунда никогда не занимается музыкой для своего удовольствия. В его музыке ясно выражается его непримиримая позиция. Но ведь это очень функциональный взгляд на вещи. Понимать музыку, как выражение ненависти? Я был в Японии на концерте Merzbow и видел перед сценой панков, которые смотрели с ненавистью на всех остальных: дескать, чужаки пришли за их музыкой. А мы вовсе не собирались присутствовать на пятиминутке ненависти, мы хотели всего лишь послушать музыку, которая нам просто нравится. Мы не должны при этом кого-то или что-то ненавидеть. Я произвожу грохот, потому что...? Нет-нет! Никакого «потому что»! В универмаге Карштадт повсюду развешаны зеркала. Для красоты и уюта? Нет, для того, чтобы посетители смотрелись в них и видели, как они некрасиво одеты и плохо накрашены и поживее раскупали шмотки и косметику. Это функционализм в чистом виде. Нельзя так упрощать дело: грохот значит ненависть, зеркало — значит за углом отдел верхней одежды. Я люблю грохот сам по себе, никакой ненависти при этом я не испытываю и не обязан её испытывать. Никакой внемузыкальной позиции в этих звуках нет. Merzbow вовсе не намерен взорвать своими компакт-дисками универмаг".

Разговор сам собой зашёл о музыке, которую делает японец Масами Акита, вот уже почти 20 лет продвигающий свой проект Merzbow. Ребята из A-Musik полагают, что это современный вариант свободного джаза. В любом случае, Масами Акита относится к своей продукции крайне серьёзно и видит в ней продолжение традиций японского искусства. Ничего особенного своей музыкой сказать он не хочет. В Merzbow можно усмотреть провокацию и явное издевательство над потребителем, но не в музыке, а в стратегии её опубликования. Дело в том, что уже вышли сотни компакт-дисков, под завязку набитых этим грохотом, каждый месяц выходит ещё пара. Все малыми тиражами, примерно по 500 экземпляров. Масами Акита отнюдь не графоман, потоп компакт-дисков относится к его концепции: компакт-диски — это хлам, не имеющий цены.

"Многие полагают, что раз это звучит настолько экстремально, значит следует понимать эти звуки, как протест против чего-то, скажем, как протест против другой музыки, против истэблишмента. Но это чудовищное недоразумение. Я знаю, что Merzbow относится к свое продукции именно как к музыке, предназначенной для слушания. Некое послание можно усмотреть в его инфляционной стратегии опубликования своих работ, но не в самой музыке. В ней нет никакого программного заявления, это музыка, которую надо слушать, причём внимательно".

Ребята из A-Musik громко запротестовали, когда я предположил, что потребители малопопулярной музыки тоже относятся к андеграунду. Ни в коем случае! Константин возмутился: «Почему это протест должен выражаться в покупании продуктов? Купил майку и тем самым вышел из-под контроля и приобщился к правому делу? Чушь собачья». Иными словами, музыку, издающуюся сверхмалыми тиражами, покупают самые обычные люди. Они проводят в магазине A-Musik многие часы, слушают пластинки, болтают.

Георг Одайк затрудняется оценить покупательский спрос. К его удивлению, он продал больше, чем кто-либо ещё в Германии, компакт-дисков Полины Оливерос (Pauline Oliveros). Сколько это? 75 штук, но не только в магазине - у Георга ещё есть и свой посылторг. 25 штук разошлись непосредствено в магазине. Это много.

Безусловно, слово «андеграунд» относится к числу тех, которыми музыканты, критики и сотрудники фирм грамзаписи злоупотребляют больше всего. Когда критик начинает писать о новом для себя музыкальном явлении, которое неожиданно возникло перед его глазами, то как он ответит на вопрос, где находилось это явление раньше и почему до сих пор не попадалось ему на глаза? Как это, «где находилось»? - в андеграунде, конечно.

Крупные фирмы грамзаписи, рекламируя неизвестных широкой публике музыкантов, часто нажимают на то, что это настоящий андеграунд. Имеется в виду, что много лет ребята делали музыку не на продажу, а для души, сформировалась тусовка их верных поклонников, в которую не пускали посторонних, поэтому это стала музыка для своих, для посвящённых, для тех, кто понимает. А вот теперь и ты можешь её купить.

Когда речь заходит о звучании андеграунда, который предлагает концерн звукозаписи или одна из его маленьких и якобы независимых дочерних фирм, я всегда вспоминаю рекламу супа из пакета. В телерекламе речь идёт исключительно о маминых рецептах и об экологически чистых продуктах, содержащих огромное количество витаминов. Нашпигованные химией консервы имеют прямо-таки вкус самой матери-природы, которая, судя по рекламе, не подозревает о наличии пищевой индустрии. Точно так же и новая музыка оказывается не иначе, как результатом народного творчества, или звуком улицы или клуба, которые так глубоко запрятались, что никто из их обитателей никогда в жизни ничего коммерческого и слыхом не слыхивал.

Ярлык «андеграунд» лепится и на техно, и на хип-хоп, и на панк-рок, и на гитарный поп, и на сатанинский металл. Всё это, безусловно, довольно консервативная музыка, которая уже много лет изготавливается по одним и тем же рецептам. Но если публике кажется, что музыка, хранящая верность какому-то непонятному андеграунду, звучит оригинальнее и свежее, то почему бы не использовать это обстоятельство в рекламных целях? Кто-то хочет свежих и неожиданных звуков? Пожалуйста, андеграунд!

Понятие андеграунда и связанная с ним идея контркультуры, то есть культуры социального протеста, были в большом ходу в конце 60-х - начале 70-х годов. Тогда ещё была жива память об антифашистском подполье и борцах сопротивления. Среди немецких студентов были популярны идеи левацких террористических групп, революционеры-троцкисты взрывали бомбы, полиция устраивала облавы, длинные волосы были признаком радикального мировоззрения. С тех пор прошло ужасно много лет. Полиции до обидного наплевать, как ты одет, какие книжки ты читаешь, какую музыку ты слушаешь и что ты при этом себе под нос думаешь. Авторы детективных романов называют словом «андеграунд» преступный мир.

Существует ли сейчас в Кёльне какая-то нелегальная около-музыкальная активность? Георг Одайк тяжело задумался: "Сейчас тоже иногда проводятся техно-парти под Мюльхаймским мостом. И все ждут, приедет полиция или нет. А если приедет, то разгонит танцы или нет. Причина вмешательства - громкий звук, который мешает спать обитателям соседних домов. Кроме того, устроители нелегальных мероприятий продают билеты, но не платят налоги. Это тоже повод накрутить им хвоста". В конце 80-ых - начале 90-ых, когда из Великобритании в Германию пришла мода на нелегальные техно-танцы на свежем воздухе, бульварные газеты начали писать о молодёжи, которая доводит себя до исступления наркотиками и при этом справляет нужду в садиках мирных граждан. В Кёльне танцевали в заброшенных фабричных зданиях. Устроитель покупал несколько десятков ящиков пива, брал деньги за вход и продавал пиво - что кстати, запрещено, если у тебя нет лицензии, - не оплачивал аренду помещения и не платил налогов, и мог с доходов жить недели две.
Теперь техно-рэйвы спонсорируют торговые марки, например, Мальборо. Что может быть более приличного?"

Мои собеседники не понимают, откуда берётся энтузиазм по поводу «техно- андеграунда». Они соглашаются, что самодеятельные техно-вечеринки, не приносящие большого дохода, это явление андеграунда. Но было бы странно делать отсюда вывод, что там будет звучать какая-то особенная музыка.

Итак, можно подвести некоторые итоги. В мире существует невероятно большое количество музыкантов, продукция которых практически никому не известна. И эта ситуация никогда не изменится. Энтузисты в своих домашних студиях записывают музыку, которая нравится лично им. Существуют и здесь довольно расплывчатые, стили или общие концепции. Но разнообразие довольно велико. Небольшая часть этой музыки издаётся маленькими тиражами на компакт-дисках. Действует сеть дистрибьюторов, которые служат посредниками между лейблами и магазинами или издательствами и непосредственно покупателями, которые могут заказать компакт-диск по каталогу. Многие маленькие магазины или фирмы грамзаписи одновременно являются и фирмами-дистрибьюторами, то есть рассылают свой ассортимент почтой. В Германии существует около сотни таких фирм-дистрибьюторов.

По оценке Георга Одайка в специализированные магазины для ди-джеев поставляют товар примерно 20 дистрибьюторских фирм, но техно-пластинки выпускаются тиражами не менее двух тысяч копий, для Георга это уже коммерция и перепроизводство. Всю эту мелкооптовую дистрибьюторскую возню можно условно назвать «андеграундом». При этом это слово будет означать инфраструктуру сбыта звуконосителей, но вовсе не творческую или социальную позицию музыкантов, продавцов и покупателей. Говорить о каких-то тенденциях или даже революциях в музыке, которую распространяют маленькие фирмы, невозможно: ведь никто не может охватить взглядом всего многообразия существующей музыки. Даже в этом мире маленьких тиражей существуют свои знаменитости и уважаемые люди, своего рода классики и звёзды. Существуют и столь же малотиражные периодические издания, как правило, узко специализированные.

Всё это замечательно, я действительно ужасно рад, что в пределах моей досягаемости действует магазин A-Musik, во всей Европе таких не больше пяти штук, уверяет его владелец Георг Одайк.

Но меня-то интересовали именно музыкальные тенденции, которые покуда пребывают в андеграунде, но в ближайшее время должны выйти на поверхность и стать мэйнстримом. Георг Одайк, Франк Доммерт и Константин Роткопф одновременно пожали плечами, и радостно вздохнули, дескать интервью окончено. Я понял, что задал дурацкий вопрос. Франк всё-таки напрягся и выдавил из себя: "Музыка массового спроса должна иметь вокал, чисто инструментальная музыка никогда не будет иметь шансов на успех". Я взвыл: этого мало, я должен сказать радиослушателям что-то определённое. Смеясь, ребята обсудили проблему и выссказались в том духе, что в мире большой поп-музыки возвращается мода начала 80-ых, то есть фанк, как его понимали классики раннего хип-хопа, скажем Африка Бамбата. Об этой моде пишут все музыкальные и немузыкальные журналы. Эту музыку уже вовсю крутят по MTV. Видеоклипы изображают жизнь в гетто, то есть, намекают, что эта музыка прямиком из андеграунда. Проверить невозможно.

Но ретро-фанк — это ведь не единственная тенденция? Скажем, продукция американского издательства Kranky — это ли не поп-музыка будущего? Георг Одайк задумался: «Я бы сказал, что группа Bowery Electric — это мыльные переливы ранних Tangerine Dream, почему-то сделанные при помощи электрогитар». Станет ли она нечеловечески популярной, Георг не уверен. Я тоже сомневаюсь.

На прощание Франк Доммерт, по внешнему виду которому никак не скажешь, что он любит нечеловеческую музыку, подарил мне свежую виниловую грампластинку дуэта Mouse On Mars. Она называется Glam. «Это киномузыка», - прокоментировал Франк.

В 80-ых у него уже было издательство, на котором он выпускал магнитофонные кассеты со своей собственной музыкой и музыкой своих друзей. Кассеты он копировал собственноручно. Тираж некоторых три штуки. Качество ужасное. Он их не столько продавал, сколько обменивал на продукцию других подобных же издателей. Этим занимались очень многие музыканты. Году этак в 1992 он это дело бросил: народ перестал слушать магнитофонные кассеты, на которых записывали, как правило, индастриал. Этот момент можно считать концом музыкального андеграунда в Западной Европе, но возникшие тогда связи функционируют до сих пор. Сейчас, как я понял, у Франка два собственных издательства — Sonig и Entenpfuhl.